Когда мимо проезжала М О С К В А, Учай- кин понял, что на изукрашенной трибуне президент не появится — его обманули, значит, он не успеет поймать и заключить его в чёрную коробочку. Или всё-таки успеет — но тут либо прямо сейчас бежать к холму и забывать про ждущего его Даньку, либо.
При окне и живом виде с четырнадцатого этажа Данька смотрел шествие по телевизору. Конечно, трансляция была с опозданием перед реальным временем: из окна уже хвост, а по телевизору только начало.
— Старик, ты бы на мать с отцом хоть из окна посмотрел бы.
— Мне их по телеку приятнее увидеть. Санька, распишись на гипсе. И нарисуй что-нибудь с парада. А потом полы помой, мать велела, а то живёшь как в пещере.
— А накормить тебя мать не велела?
— А что у тебя есть?
— Сейчас посмотрим. Как ты справляешься одной рукой? Картошка вот есть, но её чистить надо.
— А я уж привык, и в футболе руки не нужны. Картошку научусь зубами.
— Ну уж, это тебе не голы забивать.
— ...Вытренируюсь, в нашем ФК поиграю, а потом в какой клуб, может, возьмут... Эх, я б у вас в Лужники!.. Эх, сходить бы посмотреть. А лучше — сыграть.
— Хочешь в Москве жить?
— Угу, здесь точно не буду. Как брат — в Нижний, но лучше, само собой, — в Москву.
— Думаешь, хорошо там будешь жить?
— А разве нет?
— Будешь, — спохватился Учайкин: чего это он мальчишке говорит... — Будешь, конечно. Иди сюда, Кремль тебе нарисую, зубастый. Во какой, видел!
6
ЗИЛАРТ
2015 год, в ночь на 22 августа
— НЕТ, ДЕНЕГ на съезд молодых писателей Макаровой мы не выделим. А то Макарова приедет, а пять мордовских литераторов премии не получат. Одна Макарова, конечно, хорошо, но. Но наши тогда между собой насмерть перегрызутся. Кто же в республике останется?
— Что, прямо так и сказали? — Учайкин делал пятый-шестой круг на вертящемся стуле, а она и не волновалась: голос Леры Макаровой был более чем весел.
— Да, Александр-Палисандр, представляешь? Так и сказали — и это союз писателей! Громыхин собственной персоной...
— Нон грата. Знаю я этого Громыхина.
— А ты откуда знаешь?.. Хотя не очень удивлена: кругом одни и те же лица. Я, приехав в Москву, хотела, чтоб мир расширился, а круг сужается.
Когда они — дальнородственные — встретились на параде Тысячелетия, — а они чаще виделись в Москве, чем в родном Саранске, — Саша упорствовал:
— А ты зачем приехала? Смотреть? Да на что тут смотреть, Лера.
Но она не пыталась ответить; своим нарядным платьем, своей воодушевлённостью говорила, что нечто необычайное начнётся.
— .И начнётся в Москве, ведь мне исполнилось. Что я добьюсь, что мой слог пошёл. Нет, я не проснусь завтра же — из такой ростки как из сухой ветки — медленно, — но когда-то проснусь.
— Не гони так, не понимаю ничего. Институт?
Её кивок; он заключает Леру в объятия, которые становятся совсем уж нестерпимо-крепкими: толпа мгновенно заполняет собой освободившееся место, роднит их ещё ближе.